Neil Demantur

посвящается соответствующей саге

-Boy, I’ll be a Womansson!

I’m an Icelandic youngster, I can count all my days,

I’ve climbed e’ery mount and all they can say is “That’s not enough”

They never get tired, and they never rest –

Each of them must have two hearts in his chest – I’m not that tough,

How can they be so rough?

I don’t know…

Boy, I’ll be a Womansson,

Damn, that’ll be a shame!

Boy, I’ll be a Womansson

But that’s not my name.

I’ve misunderstood for all of my life,

Bu I persevered and went on with my strife

That’s self-esteem.

Well, I’ve finally found what I’ve been looking for,

I’m going down in history for evermore

In a cloud of steam.

Oh my, they say it’s a whim.

Now it’s up to me.

Boy, I’ll be a Geysersson,

Now that would be cool!

Yeah, I’ll be a Geysersson

No-one’d call me a fool.

Сага про пар и кожу

Что знаем мы об именовании в Исландии? Нам известно, что в Исландии у всех есть имена и отчества, и почти ни у кого нет фамилии. Потому что если уж у тебя есть отчество, то поменять его можно не раньше, чем убедишь своего отца сменить собственное имя, а с ним и судьбу - какой исландец, да и вообще человек, на такое согласится?
Закон, толкующий положения об именах и отчествах, будучи единожды произнесённым со Скалы Закона, с тех пор уже не первую троицу поколений исполнялся неукоснительно. Детей узнавали по именам прославленных отцов, или же, реже, матерей, однако к собственному имени можно было прибавить лишь славу, как к долгому плаванию можно прибавить лишь терпение.
Хельги Торстейнссоном (Helgi Þórsteinnsson) звали человека, жившего в северной оконечности Исландии. Торстейном Торкелльссоном (Þórsteinn Þórkelsson) звали его отца,и оба они были людьми порядочными, однако за свои века снискали славы лишь там, где жили, и не имели широкой славы воинов или мореходов.
Хельги был ещё юн, когда впервые он встретился с той ценностью, которой обладало селение, в котором жил его род, и с того первого раза оно полностью захватило его воображение.
А что мы знаем об исландской упрямости? Что если исландец вдохновлён целью, то уже никогда не отступится от неё. Говорят, Эрик Рыжий (Eirīkr hinn rauð) переплыл такое количество морей исключительно из упрямства, однако об Эрике есть другая сага.
Всё своё детство, и тогда, когда солнце припекало заснеженные земли Исландии, и с другой стороны круга времён, когда морозы едва позволяли выйти из жилища, Хельги ходил вокруг сокровища своих земель и думал, какой же из них может выйти толк.
Зима сменялась весной, весна прогревалась до лета.
Что знаем мы о славе в Исландии? Приобрести славу трудно, гораздо легче потерять. Торстейн Торкелльсон примкнул к Херьольву Хрутссону (Herjólfur Hrutsson) и с ним поплыл к неизведанным берегам, но через несколько дней его лодку прибило обратно к берегу, и кроме Торстейна, в неё не было никого. Торстейн же был так разочарован и слаб, что как только его положили на кровать в его доме, он подозвал к себе своего сына Хельги, сказал ему прощальные слова и отправился в следующий мир. Больше о нём не говорится в этой саге.
Хельги рос и, следуя наставлению, обзаводился добром и семьёй.
Что знаем мы о женах исландцев? Что с них начинаются великие подвиги, с них же начинаются великие ошибки.
Жена Хельги, Льотунн (Ljótunnr), надоумила своего мужа прославить своё имя и род, осенив славой своих детей, которые скоро должны были появиться.
Как-то раз Льотунн проснулась от хлопка двери, а под утро увидела на столе вырезанное ножом послание: "Пошёл добывать славу".
А было так.
Локи Финнбьорнссоном (Loki Finnbjørnsson) звали торговца, жившего с Хельги в одном селении. Как и его тёзка-ас, Локи был хитрецом и любил измысливать способы достичь того, что остальным и в голову взбрести не могло.
В середине ночи Хельги разбуддил Локи и сказал, что ему нужно два мешка из кожи: один столь огромный, чтобы в него можно было поймать пусть даже и кита, и второй, размером с заплечный мешок для еды, но крепкий и такой, чтобы хорошо мялся. Локи сказал, что до того, как солнце будет стоять прямо над головой, он сможет сделать для Хельги такие мешки, если тот расскажет, зачем они ему понадобились.
Хельги же решил, что легче рассказать, чем отмалчиваться, потому что Локи и так рано или поздно узнает, но попросил держать рассказанное в секрете.
Фридтьовом Форниссоном (Fridtjov Fornisson) звали резчика рун, жившего там же. У него Хельги попросил создать амулет, который смог бы призвать воду куда угодно, если переломить его пополам. У него же попросил он тот чёрный камень, который
тот недавно откопал у себя в очаге, попросив его, как и Локи, никому не рассказывать.
Фридтьов ответил, что как раз такой амулет у него есть, и с радостью отдал его Хельги, в тайне подозревая, что оказывает ему большую, но последнюю услугу.
Собрав всё, о чём просил, Хельги отправился на север от селения, сел над отверстием в земле и расстелил над ним большой мешок, сам же сел над этим отверстием и стал дышать воздухом из маленького,в который предусмотрительно вложил чёрный камень Фридтьорва.
Основательно подготовившись, он переломил амулет. Сразу после этого он услышал подземный гул, и вскоре мощная струя воды и пара ударила в большой мешок, который Хельги привязал к своему поясу. Наполнившийся паром мешок поднялся вверх, и с этой высоты Хельги стало видно и его селение, и все вышедшие из домов, и даже Льотунн, задравшая голову в изумлении.
Так было нарушено древнее уложение, и Хельги поменял отчество и стал с тех пор зваться Хельги Гейзерссон; так началась в Исландии эпоха воздухоплавания.

Сага о справедливости

vorbis'у,

который вдохновил меня на эту тему

Снорри (Snorri) звали самого старого человека в Кривом Фьорде (Bughrafjörður). Бабка его была всю жизнь очень порядочной и из речей своего мужа запоминала все законы и уложения; другие женщины часто ходили к ней за советом. Мать его наследовала бабке в её ремесле и тоже разрешала споры и ссоры между женщинами там, где она жила. О её справедливости и мудрости есть другая сага, в этой саге о ней больше не говорится.
Самого Снорри в народе прозвали Снорри Вечный (Snorri Hundraðár), потому что лет ему было ровно сто, то есть один век. Снорри решил, что он не хочет просто так помирать во фьорде, не увидев на своём веку чего-нибудь необычного и из ряда вон выходящего. Но фьорд был маленький, и Снорри всё никак не мог дождаться настоящего чуда.
Пришло время, и Снорри отправился на тинг, где, когда ему было дано слово, говорил такие слова: "Вот уже сотню лет живу я на земле Исландии,
и помню, что когда я был ещё мальчишкой, жизнь была лучше и проще. На тингах разрешают споры и произносят законы, однако нет в Исландии способа разрешить любые невзгоды самому, не дожидаясь тинга" Сказав так, он умолк и задумался, да так крепко, что до самого лета почти и не говорил.
Папуасом Острословом звали человека из фьорда Носа Тролля ( Jǫtunnef), названного так за внешнее сходство главной горы во фьорде с носом. Папуас был смышлён и остр умом, а когда выдавалось свободное время, любил думать о благоустройстве жизни в своём фьорде. Отца его звали также, поскольку они с отцом были так похожи, что их даже иногда путали, принимая одного за другого. Но об отце есть другая сага.
Услышав слова Снорри, Папуас тоже крепко задумался, и думал так долго, что до возвращения с тинга ни сказал ни слова. Он был уверен, что
сможет сочинить такой способ, который бы указывал каждому, кто его освоит, как нужно поступить в том или ином затруднительном положении.
Думая так, Папуас подплывал к берегу своего фьорда, и взгляд его упал на гору Нос Тролля. Вдохновившись таким видом, он произнёс такую вису:

Нос сына камня || Nef vǫrð náfjarðars
Мысли котёл осеняет, || Bœs heila skínað
Будет дракона перина || Miðgarði Fáfnis es
Всем роздана честно! || veita ut ørgrandr

После этого он сочинил план, следуя которому, надеялся узнать тот способ, о котором задумался ещё на тинге.
Олафом (Olaf) звали кузнеца, жившего с Папуасом в одном фьорде. Олаф сделал в своей кузнице тот самый топор по имени Грызун Леса, который взял с собой на следующее утро Папуас Острослов, отправляясь в лес, который рос на Носу Тролля.
Пока солнце было над головой, Папуас трудился, разрубая стволы сосен.
К вечеру у него было несколько дюжин одинаковых досок, которые он оставил на горе в укромном месте.
Возвращаясь из леса домой, Папуас зашёл в кузницу к Олафу и попросил его выковать несколько дюжин гвоздей, пообщеав завтра с утра занести ему плату, какую тот назначит.
Исунгом Эрикссоном (Isungur Eiriksson) звали мудрейшего человека во всём фьорде, сведущего в законах и начертании рун. К Исунгу обратился Папуас с просьбой помочь ему, если он попросит. Исунг согласился, зная Папуаса Острослова, хотя и не смог бы сказать точно, что тот задумал.
Тем временем Папуас вновь отправился на гору с гвоздями, выкованными Олафом, и к вечеру вернулся с большим куском кожи, на котором был угловатый рисунок, к Исунгу Хитрецу. Вмесе они потратили всю ночь на разговоры и обсуждения, и потом ещё несколько дней встречались, обговаривая тонкости и мелочи.
Однажды во фьорд Нос Тролля зашло целое стадо китов, и храбрые китобои выловили их всех, кроме одного. Встал вопрос, кому сколько китового мяса отдать.
Китобои говорили, что им нужно отдать б0льшую часть, женщины фьорда наставивали на том, что им нужно кормить детей, и дело могло дойти до ссоры.
Но тут к собравшейся вокруг кучи туш толпе подошёл Папуас Острослов и сказал одному из китобоев, что ему есть, что сказать в этом деле.
Отведя его в сторону, он что-то долго шептал ему на ухо, а потом пошёл своей дорогой.
Китобой же, которого звали Лейфур Бергторуссон (Leifr Bergþórsson), после этого разговора просиял лицом и стал объяснять толпе, что нужно делать, помогая объяснению жестами*.
Бьярни Торcсонном (Bjarni Þorsson) звали человека, который вечером пришёл в дом Папуаса и отблагодарил его за мудрый совет от имени всех живущих во фьорде.
Когда пришло время следующего тинга, Папуас, когда пришла ео очередь говорить, рассказал о своём новом способе, и даже показал тот самый кусок кожи, на котором всё было нарисовано.
Слышавший его речь и видевший картинку Снорри Вечный, тоже бывший на тинге, воскликнул: "Наконец-то случилось что-то знаменательное в Исландии! Я жил не зря! Хвала Папуасу Папуассону!" Сказав такие слова, он дождался окончания тинга и умер с облегчением.
С тех пор самое справедливое деление в Исландии называют распределением Папуассона.



___
* - в тексте буквально: "размахивая языком в руках"